Сообщение Юрий В » 15 мар 2016, 09:07
Последняя шутка корректора
14.01.2016
"Тюменская правда", №1(19528)
Григорий ЗАПРУДИН
В те далекие годы довелось мне работать в маленькой провинциальной газете, в штате которой не было ни одного профессионального сотрудника. Редактор – старый партиец с замашками энкавэдэшника. Ответственный секретарь – четвертая жена директора торга, манерная дама, обладавшая ослепительно соблазнительными формами, но откровенно глупая. Отделом промышленности и сельского хозяйства заведовал бывший начальник медвытрезвителя Стаханов, которого все называли за глаза Стаканычем, и не без оснований. Надо ли говорить, что отдел писем возглавляла неопределенного возраста Руфина Нифонтоновна, бывшая доярка, победительница республиканского конкурса, ударница коммунистического труда, до прихода в газету не написавшая ни одного письма. Ни строчки. Никому.
Единственным человеком, почти нормальным во всех отношениях, я считал корректора Мишу Забулдыгина. Он когда-то с отличием окончил пединститут, но учителем русского языка и литературы поработал всего три дня, потому что в школе над его фамилией до судорог смеялись все – от первоклашек и родителей до директора и дворника. В гороно ситуацию рассмотрели коллегиально и принципиально, а затем настоятельно рекомендовали Мише сменить фамилию. Миша гордо отказался и обреченно пошел в газету, чтобы стать простым корректором. Проще говоря, козлом отпущения. Всегда и по любому поводу.
За несколько лет в этой ипостаси Забулдыгин неоднократно спасал редакцию и ее коллектив от мелких и грубых ошибок, многие из которых могли не только стоить редактору и ответсеку должностей, но и запросто исковеркать их благополучные судьбы. Начитанный, умный и добродушный Миша делал свою работу легко и весело, а наиболее яркие «очепятки» – газетные блохи – коллекционировал. Иногда мы засиживались с Мишей допоздна, ожидая, когда из типографии принесут свежие оттиски полос, и Миша, слегка заикаясь после второго стакана дешевого портвейна, озвучивал некоторые перлы доморощенных авторов.
– Представь себе, в одной заметке читаю: «В редах нашего спорного стройотряда – 100 студентов из 200 вузов». Т-ты вдумайся – это же н-натуральный ужастик! А вот еще: «Мышинописный т-текст о работе бравоохранительных органов д-депутаны и всласть имущие обсудили до начала п-порнометражного фильма о племенных революционерах...»
– Не слабо, – соглашался я.– А бывали казусы и покруче! – не унимался мой захмелевший собеседник. – Например, «Хороните деньги в сберегательной кассе!». Или т-театральная афиша: «На всякого мудреца д-довольно простаты». А еще встречалось: «Зуд мудрости», «Ссыльные мира сего» и «День пропит не зря»
...После третьего стакана портвейна «блохи» сыпались из уст веселого корректора, как новогодние подарки из бездонного мешка Деда Мороза. Миша доставал из кармана маленький блокнот и, давясь от смеха, но чудесным образом перестав заикаться, зачитывал словосочетания и фразы, типа «его потливый ум», постоянные рубрики «Обман опытом», «Кары решают всё», «Героин нашего времени»...
Конечно, мы оба отлично понимали, что изначально в этих ошибках виноваты крайне безграмотная и вечно беременная машинистка Оленька и хронически хмурый типографский наборщик Кузьмич – бывший тюремный надзиратель, который, поговаривали, однажды накормил прежнего корректора маленькими свинцовыми буковками, срезанными с забракованных пластинок набранных вручную текстов....
В один из дней Мишу вызвал к себе редактор и наорал на него так, что Оленька родила прямо на рабочем месте, а герань на подоконнике завяла. Оказалось, в маленькую заметку на последней странице вкралось сразу несколько ляпов: «Полное содрание сочинений», «на обложке журнала морд», «садист кукишного театра», а чуть ниже, в прогнозе погоды на завтра, указывалось – «ожидается поголодание».
– Ты дрянь и провокатор! Ты дармоед и бездарность! – это были самые ласковые слова, доносившиеся из кабинета редактора.Когда Миша вышел в коридор, выражение его лица показалось мне странным. Миша чему-то загадочно улыбался.
В тот вечер он вежливо отказался от портвейна, а в конце дежурства поднял вверх перепачканный красной шариковой ручкой палец и тихо произнес: «Он всегда читает газету задом наперед, с последней полосы. И не знает, какой сюрприз ожидает его на первой странице!»
Я тут же схватил свежий оттиск первой полосы, придирчиво пробежался по текстам, но ничего крамольного не заметил. И лишь в самый последний момент взгляд выхватил заголовок колонки редактора: «Слаба КПСС!», и подзаголовок – «Истерическая миссия подхвачена миллионами прилетариев!».
Утром я провожал на автовокзале Мишу, который уезжал в неизвестную мне тьмутаракань. Там была сельская школа, директором которой числился однокурсник Забулдыгина по фамилии Вертибутылкин.
Автобус уже тронулся, когда на перроне возникла запыхавшаяся, мрачная фигура Кузьмича. Он пристально посмотрел вслед полуразвалившемуся пазику, потом, очень внимательно, на меня. И я как никогда отчетливо понял: надо во что бы то ни стало успеть на следующий рейс. Дабы, заметая следы, как можно скорее добраться до Северного или Южного полюсов. Без разницы. Лишь бы остаться в живых. И чёрт с ней, с журналистикой.