Часть 3. Цыганская.
История начиналась банально до невозможности, почти как у классика - «Цыгане шумною толпой…»
. В летний период группа лиц вышеуказанной национальности, преимущественно женского пола, выехала в один из северных городов для пополнения бюджета табора. Две недели все проходило относительно спокойно – гадания гадались, предсказания предсказывались, наведенная порча успешно снималась с помощью любезно предоставленных «испорченными» северянами золотых изделий. Детям на «хлебушек» было собрана сумма позволяющая купить около 20 тонн пшеницы для этого хлебушка по ценам Нью – Йоркской биржы. Впереди оставалось два выходных дня и возвращение домой после трудовой вахты.

Испортила всю идиллию молодая цыганка Ляля. Заприметив на рынке здорового, подвыпившего мужика, на лбу которого, как на информационном табло ясно читалась надпись « Я вахтовик. Я имею много денег. Я могу купить весь этот рынок» Ляля подошла к нему с обычным набором вопросов о наличии табачных изделий и испрашивания разрешения о задавании дальнейших вопросов. Через минуту вахтовик уже готов был узнать свою дальнейшую судьбу, пообещав доплатить Ляле, если кроме его судьбы она предскажет курс акций «Юкоса» держателем которых он являлся, сообщит с кем изменяет ему жена в его отсутствие, и уродится ли в этом году картошка, или все таки придется докупать. Пообещав за « расширенный пакет гаданий» от себя хорошую скидку, Ляля стала ждать дальнейшего «позолочения» ручки. Но когда вахтовик достал из кармана нереально толстую пачку денег, пренебрежительно перетянутую бельевой резинкой, Ляля как-то разом забыла все тренинги, которые проводили с ней старые цыганки, руки непроизвольно потянулись к деньгам, и выхватив пачку из рук вахтовика Ляля бросилась бегом по рынку, к своему, уже так близко осязаемому счастью. Тем временем вахтовик, встрепенувшись, и поняв, что даже если картошка не уродится, докупать уже ничего не придется бросился вслед за Лялей. На стороне Ляли были молодость, быстрота и отсутствие вредных привычек в виде курения и употребления спиртного. А у вахтовика была сила – результат таскания буровых труб и прочего металолома. Поэтому пробежав первые 15 метров, и поймав себя на мысли, что курить нужно бросать, он бросил. Бросил в Лялю уличную металлическую урну, которая стояла возле прилавков рынка. Оставив в воздухе шлейф из бычков, бумаги и недоеденных беляшей, урна угодила Ляле в голову, в которой в этот момент производился расчет распределения имеющихся в наличии денежных средств. Учитывая силу вахтовика, геометрическую форму урны и высокую твердость металла по методу Бринелля, Лиля свалилась как трава на покосе, при этом выронив деньги и внеся тем самым определенную оживленность в ряды торговцев и посетителей рынка. Несколько минут после этого вахтовик, с помощью уже проверенной урны разгонял любителей халявы, которые «нашли бесхозно валяющиеся деньги», после чего на место прибыл автопатруль ППС. Разобравшись что к чему патруль на «скорой помощи» отправил Лялю в больницу, а вахтовика увезли в ближайший отдел.
В больнице Ляле поставили диагноз «закрытая черепно-мозговая травма», следователь возбудил уголовное дело по «тяжким телесным», вахтовика на свидетельских показаниях задержали. Опера по своим каналам вышли на представителя «цыганской передвижной бюджетопополнемой бригады» и путем немыслимых усилий заполучили Лялин паспорт, пригрозив представителю, что если паспорта не будет, хирург откажется ее оперировать. Все участвующие в уголовном деле – опера, следователь, вахтовик, ждали когда Ляля придет в себя, чтобы ее допросить. Не ждала этого только Ляля – толком не отойдя от наркоза, она сбежала из больницы. Вахтовика пришлось выпустить под подписку.

Поскольку дело было возбуждено, надо было довести его до логического завершения и в командировку по «постоянному» месту жительства Ляли, в один из городов юго-восточной России был отправлен опер Женя Линевич и молоденькая «следачка» Оля Кольцова, не далее чем полгода назад вышедшая из стен юридического института. Задача была следующая – доставить Лялю на север для проведения следственных действий, в случае невозможности, связанной с болезненным состоянием провести по максимуму следственные действия на месте. Прибыв указанную точку Линевич, имевший достаточно обширный опыт работы с любителями гитар, коней, зажигательных танцев и медведей сразу предупредил Олю « Без меня никуда не лезь, и говори только тогда, когда я скажу». На начавшуюся лекцию о процессуальной независимости следователей Линевич еще раз повторил вышесказанное, но сделав при этом страшное лицо.

Рано утром, дабы никто из обитателей табора не ушел «на работу» группа прибыла на место компактного проживания цыган. Водила, любезно выделенный местным ОВД наотрез отказался идти вместе с Женей и Олей, мотивировав это тем, что в прошлый раз, служебный автомобиль оставленный без присмотра на 15 минут возле табора, лишился всех четырех колес, зеркал заднего вида и решетки радиатора. « Вы идите, я вас тут подожду» - напутствовал он парочку.
Первым как обычно к незнакомцам вышли подростки лет 12-15. Обозначив свое присутствие Женя потребовал « Давай барона». После этого к Жене вышел парень лет 18, видимо умеющий читать, поскольку он внимательно изучил Женино удостоверение и попросил подождать еще. Дальше к Жене вышел его коллега, видимо заместитель барона – министр внутренних дел табора, судя по манере разговора и употребляемых им выражениях, ранее судимый. Ему Женя обьяснил, что они приехали допросить Лялю Иванову в качестве потерпевшей.
-Здесь допрашивать будете? – поинтересовался министр.
- Нет, в ближайший отдел повезем. Если хочешь поехали с нами – изобразил на своем лице пофигистическое выражение Женя.
- Нет, в отдел мы ее не отдадим. Допрашивайте здесь – был категоричен министр.
В дальнейшем Женя, в течении нескольких минут сыпля применяемыми к месту и не к месту юридическими терминами объяснял «коллеге», что все должно происходить именно в помещении государственного органа, ибо так велит закон, а допросы на территории цыганских поселков неприемлимы ни с этической ни с процессуальной точки зрения, и вообще это юридический нонсенс. Слово «нонсенс» видимо произвело на министра впечатление, и он, по мнению Жени стал сдавать свои позиции, такие твердые в начале разговора. Тут на помощь Жене пришла Оля. Видя безуспешность Жениных уговоров, и слыша какую околесицу он несет, бывшая отличница по уголовному процессу решила взять инициативу на себя.
- Послушайте, а вы что себе тут возомнили. К вам приезжают два офицера милиции, уговаривают вас, а вы нам условия тут ставите. Вы знаете о том, что ваша Иванова подозревается нами в грабеже, и я будьте уверены это уголовное дело до суда доведу. На ближайшие 2-3 года я обещаю ей безбедное существование в одной из колоний нашей страны….. И далее в таком ключе..
Женя от такой помощи аж присел, как от удара, затем схватился за голову, но отличницу было уже не остановить. Министр внимательно выслушал комментарии к статье 161 УК РФ, сказал «Ждите здесь» и ушел. Не взирая на служебную этику и уважение к женскому полу Женя вкратце сказал Оле, что он о ней думает, сравнив при этом ее с некоторыми животными, растениями и иными предметами, поставив при этом под вопрос ее компетентность, компетентность ее преподавателей и руководителей, а также психическое здоровье родителей.
- Женя ну чего ты, может он ее сейчас приведет – пропищала морально убитая Оля.
- Ну да, бегут наперегонки , спотыкаются – почему- то согласился Женя.
Никто не пришел ни через 10 минут, ни через 20. Примерно через полчаса пришла старая цыганка и стала выгонять их из дома. « Уходите, я сама уходить буду, дом буду закрывать, долго домой не приду». Делать нечего, пришлось уходить. Для очистки совести Женя решил пройти по табору, но тот как будто вымер – дома закрыты, вездесущие ребятишки пропали, даже собаки куда-то попрятались. С опущенной гривой парочка приехали в местный ОВД.

Начальник местного ОВД выслушав их историю, высказал все тоже самое по смыслу, что ранее Женя сказал Оле, но с учетом должности, звания и выслуги использовал при этом более обтекаемые выражения. Суть сказанного от этого не менялась.
- Товарищ полковник, а может ОМОН? – робко предположил Женя.
- Да ты охренел, товарищ капитан - продолжал с использованием обтекаемых выражений начальник ОВД – Их живет там почти тыща человек, и территория табора – мама не горюй. Да и вообще, рупь за сто ее уже в таборе нет. Про… - полковник поднял глаза к потолку, пытаясь найти подходящее выражение – Прокараулили вы свое счастье….. Думайте теперь….
В холле гостиницы Женя позвонил в родной отдел, где обрисовал сложившуюся ситуацию. Не услышав от начальника ОУР ничего нового ( это он и говорил Оле, начальник ОВД ему), Женя попросил дальнейших инструкций.
- Сидите, ждите, завтра позвоню – обнадежил начальник ОУР.
На следующий день Женя просидел в кабинете у оперов ожидая звонка шефа. Ближе к вечеру шеф позвонил.
- Записывайте телефон. Это бывший начальник местного угла, сейчас правда не пенсии. Он что-нибудь наверняка придумает. Скажете что от меня, он у нас как—то месяц гостил, разбойника своего ловил.
Предварительно созвонившись, Женя приехал к Виталию Петровичу, бывшему начальнику уголовного розыска ОВД, на территории которого был расположен табор. Виталий Петрович выслушал рассказ Жени, высказал свое мнение по данному поводу. Поскольку в выражениях оно ничем не отличалось от ранее высказанных другими начальниками, Женя про себя предположил, что высказывания для определенных ситуаций заставляют будущих начальников учить наизусть во время прохождения курсов повышения квалификации. После выброса эмоционной лавы Виталий Петрович предложил подумать вместе, о том, как добыть Иванову Лялю. Для ускорения мыслительного процесса достал плитку шоколада, а чтобы не есть шоколад всухомятку – бутылку коньяка. Когда на стол уже просились третья плитка шоколада Виталию Петровичу пришла мысль.
- Слушай Женя, есть идея. Нужно только чтобы ваш полковник позвонил нашему полковнику, потому как вопрос политического характера.
Идея заключалось в следующем. Со слов Виталия Петровича по цыганским традициям категорически не допускалось, чтобы жена, при живом муже, ночь провела неизвестно где, и не известно с кем. Либо у родственников, либо дома – только так. В ином случае по всем понятиям муж должен выгнать такую жену.
- Короче ,смотри. Утром все бабы табора идут на «работу». Их всех, под благовидным предлогом доставляем в отдел и размещаем по боксам. Прибывшим представителям объясняем, что проведут они в боксах время до утра. Ну, не могут же мужики на следующий день всех жен выгнать. Кто кормить то их будет? – вещал Виталий Петрович.

На следующий день данная информация была передана в домашний отдел. История умалчивает, что северный полковник пообещал за содействие своему южному коллеге, но просьба была удовлетворена и по району прокатилась волна задержания дам цыганской национальности. Старых отпускали вместе со всеми детьми, а молодых и среднего возраста свозили в отдел. Тем более, что поводов для задержания оказалось достаточно – приставание к гражданам, отсутствие документов удостоверяющих личность, оскорбление сотрудников милиции.
Ближе к вечеру, когда от орущих и кричащих цыганок у дежурного по отделу кончилась очередная упаковка корвалола, а его помощник, непосредственно отвечающий за содержащимися в боксах наконец-то остановил свой выбор на способе самоубийства, в отдел прибыл представитель табора – уже министр не внутренних дел, а иностранных – 9 классов образования, оформленное ЧП, знакомые среди коммерсантов. Именно с ним Женя и повел переговоры. Переговоры длились долго, ни одна из сторон не хотела уступать. Правда у Жени был плюс, в отличие от министра иностранных дел, которого постоянно донимали вопросами « Ну когда?» обезженинные мужья, на Женю никто не давил, что позволяло ему твердо стоять на своих позициях. В итоге, за полночь в отдел привезли Лялю. Жены отправились по домам кормить голодных мужей, а Ляля первым поездом отправилась по знакомому маршруту в северный город. Все остались довольны.
По результатам рассмотрения уголовных дел в суде Ляля, с учетом большого количества детей и деятельного раскаяния получила два года условно, а вахтовик ,с учетом хороших характеристик и хорошего адвоката четыре года условно… Адвокат в суде был действительно хорош, видимо поэтому картошка в том году, несмотря на неурожай, не была докуплена…